Прошло вот уже три десятка лет. Судьба разбросала нас, «олимпийцев» того «исторического велопробега» по городам и весям, странам и континентам.
«Акелла - Шурик» - «Поляк» - душа компании и жизнелюб, с круглым лицом монгола и доброй улыбкой японца – в Берлине, «капиталист», торгует обувью.
«Седой»- Серёга – молчун и «похититель женских сердец» - в Днепре, «золотых дел мастер».
«Доцент» - «аспирант» - хулиган и сквернослов Толян – в Австралии, профессор математики в Университете Канберры. Звонит порой из-за океана и плачется на тоску и скуку.
Ну, а я – в центре Европы, в богом забытой деревне на Юге Германии, поглядываю с усмешкой на немцев, свихнувшихся на велосипедах, и строчу мемуары о памятных на всю жизнь, ну, как - будто вчера, злоключениях нашей Юности.
Хотя почему «зло»? Благо! Ведь из этого, неизбывного родника воспоминаний черпаем мы силы для дня сегодняшнего.
Если могли вчера, то почему «слабо» сегодня? Если смогли такое – значит, чего-то стоим! И всё нам по плечу! (Или - по плечо? Или - по колено? Или - до колен? Как - правильно?)
«Велопробег длиною в жизнь» продолжается, ещё не закончен. До «финиша» - крутить и крутить… Лишь бы ось на спуске не подвела, да «команда» в пути не бросила. И внимание на светофор! С «троллейбусами» лучше не «бодаться»…
Попутного ветра и ровной дороги Вам, «команда молодости нашей»!

Электричка на Верховцево отходила в 4 часа утра. Майский рассвет ещё и не брезжил, а народ, несмотря на выходной, уже штабелями и вязанками упаковывался на сиденьях, в проходах и тамбурах пригородного поезда.
«Кому не спится в ночь глухую - ую – ую - ую?»… Да, всем, кому до 40, кому красиво жить охота, точнее, красивым быть и жить с красивыми…
«Туча», «барахолка», «толкучка»… Как много в слове этом для сердца каждого слилось! Прикрыть своё «гражданство» можно и простынёй с одеялом, то есть тем, что на прилавках, в ширпотребе. А вот выглядеть так, чтобы «соответствовать», и себе и людям нравиться – это к спекулянтам, фарцовщикам, на «барахолку».
Всё, что в кино, «забугорном», всё, что на обложках в глянце и с белыми зубами, - всё у них, продавцов дефицита и импорта, благодетелей -«фарцил».
И дело это, отнюдь, не безопасное – торговля шмотками. Это тем, кто у «кормушки», «слугам народным» - партийцам да начальникам – спецбазы, спецмагазины, спецжизнь и спецодежда…
 А народ должен был быть упакован в «стандарт». Ну, чтоб издали было видно – где «народ», где «слуги»… Ну, как на обложке «Крестьянки» или в кино про покорителей Целины.
Ах, если бы… Ах, если бы ни кино и ни телевизор! Ни туристы и интуристы! Ходили бы мы все до сих пор в чёрной форме ФЗУ с латунными бляхами на брезентовых поясах. Ну, как китайцы – все на одно лицо, одного размера.
Но…проржавел «Занавес» и превратилось «Окно в Европу» из «форточки» для особо приближённых в огородный частокол. Не хотели уже люди строить будущее, а хотели люди пожить и в настоящем.
«В то время, когда весь советский народ, вся страна из последних сил, в адском напряжении строит коммунизм, находятся ещё малосознательные граждане, «изгои», «нигилисты», «отщепенцы», которые думают о себе…»
А я и был, такой, как все – думал о себе. Я обрезал воротнички у стандартных пиджаков – «косил» под «Битлз», на трофейной тётушкиной машинке «Зингер» строчил, расклинивал и зауживал «типовые» брюки.
Казалось, чего не хватало? Ни здоровьем, ни «фактурой» не обижен… Ан, нет! Не хватало только малости для Счастья, нужны были ещё и джинсы!
О, джинсы! Это же целая поэма! Сага о фирмах, строчках и заклёпках! Панегирик цвету, зиперу и лейбам! Это там, на Западе, - одежда, брюки, часть туалета… У нас же – культовый Знак! Печать на заднице! Ну, как пятнышко на лбу у индийцев. По цвету касту отличают. Синие, красные, жёлтые «лейбы» между глаз… «Избранные» и «прокажённые», достойные и чернь…
Так и джинсы. Есть они – «ты меня уважаешь, я тебя уважаю, мы с тобой - «уважаемые люди». Если «Гонконг», Таиланд, Испания – с тобой здороваются, приветливо кивают. Если «Левис», «Ли» или «Вранглер»- «тяжёлая фирма»- тебя приветствуют, протягивая руку.
…До «рукопожатия» мне было ещё ох, как далеко, тянуться и тянуться. С моей зарплатой в 120 рэ, корреспонденту заводской многотиражки, можно лишь помечтать о «фирме».
Я копил. Три месяца. Питался только «комплексами» в столовке, не пил, не курил, забыл о сладком. Копил на джинсы. И когда по городу пронёсся слух, что где-то взамен разогнанного «толчка» открыт новый, я был уже в низком старте. Неважно, что далеко, что за городом, неважно, что только до восхода - потом «гоняют». Главное, что где-то Оно здесь, рядом. Не в Одессе на «Привозе», и не в Риге в «чековом», а всего лишь в часе езды на электричке!
Поезд ещё не остановился, лишь замедлил ход, а народ уже сорвался с подножек и рысью устремился в том единственном направлении, куда рванули знатоки, в потьмах и наугад.
«Барахолка»….и только лишь до рассвета, всего 2 часа отпущенные «хозяевами жизни» для «свободной торговли». Потом - проверки, облавы, аресты, паника и повальное паническое бегство. При том, всех, и продавцов, и покупателей. Покупки могли запросто тут же на выходе «именем Закона» конфисковать.
ОБХСС – «отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности»…Почему только джинсы из Таиланда и Америки попадали в графу «социалистической собственности», нам никто никогда так и не объяснил. Аксиома…
Затолкав свой «золотой запас» в карман поглубже, я влился в толпу «страждущих». Живой людской поток понёс меня через покосившиеся деревянные ворота сельского рынка в темноту рядов и прилавков. Не всегда удавалось прибиться к товару, «Ниагара» несла дальше. Подсвечивая себе фонариками, покупатели торопливо осматривали товар, порой выхватывая его друг у друга из рук.
Сбивать цену – дело пустое. За спиной всегда стояли двое – трое таких же, готовых ещё и приплатить. «Шмотки» всегда продавались из-под полы, и тут же туда же и прятались. Лишь дома, при свете можно было разглядеть, наконец-то, обнову. И если она оказывалась ношеной или дырявой, пенять было не на кого - дело рисковое, рисковали все - и тот, кто заплатил, и тот, кто урвал.
…Парень сидел в ряду на корточках. Перед ним на газетке, прямо на земле лежали джинсы. Пятно моего фонарика, скользнув по товару, замерло на вожделенном. Стараясь унять радостное сердцебиение и дрожь, небрежно бросаю
- Сколько?
- Руб сорок, - так же небрежно отвечает парень.
 Озадаченный «сказочной» ценой – всего два комплексных обеда, - внимательно разглядываю брюки. Свечу на швы, лейбы, зипер, выворачиваю на изнанку, нюхаю…Ищу подвох, «самопал», «штамповку»… С видом «знатока», «делового». Сам же впервые держу в руках настоящие джинсы.
Смущает цена… Я-то накопил аж 70! А, может, повезло? А если и «перепечатка», так что, с того? На вид - американские. Приложил к себе - подходят…
Не выдавая щенячьего восторга, удручённо вздыхаю и лезу в карман за деньгами. Мелких нет, протягиваю «трёшку»…Жду сдачу.
Парень не спешит. Выжидающе смотрит. «Зажимает» рубль шестьдесят» - думаю я, и не отхожу от газетки, принципиально. Он же и не опускает руку с «трёшкой», всё так же держит её в протянутой руке.
- Сдачу, - говорю я, наконец, теряя терпение.
- Какую? – в замешательстве он.
- С трёшки…
- Ты чё?
- А чё?
Он в растерянности озирается по сторонам - «Не ловушка ли? Не капкан?»
- Сто сорок…
- Что «сто сорок»?
- Рэ..
- Ты ж сказал «Руб сорок»?
- Это у нас в Одессе так говорят…
- Ах… в Одессе… Давно не бывал я в Одессе, - пропел я сконфуженно и, как святыню, бережно, из рук в руки, вернул джинсы продавцу.
Думаю, долго смеялся он потом с друзьями над «деловым» покупателем, пересказывая этот случай…Я же запомнил свои первые джинсы на всю жизнь, но никому никогда о них не рассказывал.
Посрамлённый, но не «закопавший мечту», пошёл по «фарцылам». А где их в городе найдёшь? Конечно, в центре, у ЦУМа, «на фонтане».
Месяц спустя, подсобрав недостающее до 140, вышел вечером к Универмагу. Здесь, в центре города, в самом людном месте, собиралась молодёжь до 30. Тусовались, торговали, знакомились…
Усевшись на лавочку под прохладные брызги фонтана, стал высматривать, вычислять «деловых».
Внимание привлекла шумная компания парней и девчонок, хохочущих на весь проспект. Авторитетом у них был круглолицый, кучерявый парень с гусарскими усиками, в очках, с разбитыми стёклами и доброй улыбкой японца. Его все слушали, раскрыв рты, с ним первым здоровались те, кто подходил позже.
Но ни это главное – они все были в джинсах! И не в индийских каких- нибудь…Уж я-то у знатоков всё разузнал. Теперь меня ни в цене, ни в фирме не проведёшь. Хотя «знаток» мой – Сашка Тишкин, сам всё ещё ходил в наглаженных брюках…Теоретик…Но главное ведь - вера, вера в себя. И я без робости двинул к компании.
- Разговор есть, - невнятно пробормотал я, приблизившись к «Японцу». Лицо его из круглого превратилось в овальное. Как мне показалось, от испуга он даже протрезвел. «Поди, знай, кто и зачем к тебе в толпе подходит да ещё с таким таинственным видом?»
- Говори, - напрягся «кучерявый».
- Не здесь, отойдём…
 -Это ещё зачем? Здесь все свои, - окинул он растерянным взглядом притихшую компанию.
- Джинсы нужны, - выдавил я из себя, видя, что «тет-а-тет» не получается.
- Ах, джинсы? – попустило «очкарика» и он заулыбался. И так радушно, так счастливо, будто нашёл то, что давно искал.
- Жди здесь… деньги при себе?
- Не проблема, - уклонился я.
Круглолицый что-то шепнул длинному рыжему, тот кивнул и мигом исчез. Я отошёл в сторонку. Некоторое время компания пристально изучала меня издалека, потом, потеряв интерес, опять вошла в раж, вспоминая «вчерашнее».
 Ждать пришлось недолго. Длинный рыжий, по кличке «Ленин», явился в обществе «Маэстро» - респектабельного молодого человека с кейсом и манерами английского Лорда. Подозрительно окинув меня взглядом с ног до головы, «Лорд» кивнул в знак согласия и, не раскрывая рта, произнёс - «Идите за нами».
 Идти надо было недалеко, до первого подъезда первого же жилого дома. «Ильич» остался у дверей «на стрёме», а я последовал за «Сэром» на самую верхнюю площадку, на третий этаж, поближе к чердачному люку. Как я понял, на случай «непредвиденных обстоятельств»…
 Ведь могло случится всякое – и ограбление - его или моё, и «ментовская» засада, и, наконец, «самопал», подделка…Я был начеку! Собран и осторожен, знал – надо поплевать на спичку, а потом потереть ею материал. Если станет голубой – «индиго», «фирма», если нет – «туфта», «фуфло».
 Смело скинув брюки, я влезал то в одни, то в другие джинсы. Изредка мимо нас проходили, отводя глаза, жильцы этого дома. «Вождь мирового пролетариата» мурлыкал внизу песенку про «Миллион алых роз» - всё в порядке!
«Джентльмен» поторапливал меня.
- то настоящий «Левис», не какое-то «дрэк», отвечаю…220…
- А подешевле…
- «Вранглер» - 200…
- А эти?
- 160… но тебе - за 140, так и быть, - и он жертвенно протянул мне, лежащие на самом донышке кейса, синие клешёные джинсы со стёртой этикеткой.
 Я благодарно вручил ему всю свою «наличность», потряс на прощанье руку, и, окрылённый обновой, полетел домой. Два часа не отходил от зеркала. И приседал, и танцевал, и прыгал, и бегал… Всё – О, кей! Хотя, нет… чего-то всё-таки не хватает?
Я с пристрастием перечитал все буквы на «лейбе» сзади, выучил наизусть все цифры на вшитых матерчатых флажках спереди, но что-то всё равно не давало покоя…
И только уже засыпая, понял – такими джинсы не бывают! Не бывают они новыми! Они всегда старые,… даже новые. Они где-то, в каких-то местах всегда потёртые!
Окрылённый своим открытием, я вскочил с постели, включил свет, взял в руки пемзу, которой мама скребла пятки, и стал с остервенением тереть джинсы на коленях, карманах и во всех тех местах, как у ковбоев. На ночь повесил сушиться, поскольку делал всё это «на мокрое».
Не сразу утром осознал я трагизм случившегося. Долго ещё хлопал глазами, глядя на джинсы, а точнее, на то, что от них осталось. Это был шок. Голубыми остались только манжеты и зипер. Остальное было белым. Пятнами. «Индиго», фирменный американский краситель не выдержал моего испытания, при первой же стирке растворился в украинской мыльной пене.
Выйти на люди в таком карнавальном «прикиде» я не решился. Бережно, я бы сказал, ритуально – поминально, завернул джинсы в газетку, и побрёл к ЦУМу, «на фонтан», сдаваться.
Моё появление с пакетом под мышкой не на шутку встревожило компанию.
- Не подошли? – участливо спросил «гусар».
- Да, нет…не то, чтобы… - мямлил я. – Вот…так уж получилось…
Образовав вокруг меня плотное кольцо, все с удивлением и, еле сдерживая смех, разглядывали мою «фантазийную модель».
- Да, уж! – было единодушное мнение спецов. – И что?
Компания напряглась.
- Не могли бы вы их кому-нибудь продать….Ну, хотя бы за 100?
Встревоженные лица просветлели.
- Только для тебя…. Тебя как зовут-то? Очень приятно…Знакомься…

Деньги мне вернули, как и обещали, ровно 100, на следующий же день. За что я им всем был очень благодарен. Особенно «очкарику»- очень приятный, душевный парень оказался. И весёлый, и умный, и «знаток» - так фирмами и сыпал. И хотя я опять остался без джинс, я приобрёл себе новых друзей.
Уже месяц спустя, когда мы по-настоящему спелись - спились и сдружились, я узнал, что были те джинсы -таки «самопальные» и крашенные в синьке, и что продали их опять за 140, окунув в ту же синьку… А на мой «сороковник» «гудела» вся компания в тот вечер в ресторане, «за моё здоровье». А ведь 40 - это было немало, если учесть, что на «трёшку» можно было заказать и бутылку «сухого», и шоколад.
 «Поляк» была кличка у Шурика. «Седой» была кличка у Серёги. «Доцентом» называли в компании Толика. Был и просто «Шурик» - повар в ресторане, юморной и добродушный толстяк, в очках с диоптриями телескопа. И «Фикса» - высокомерный Игорёша, химик, аспирант. Профессии у всех были разные – и «Седой», и «Поляк» были архитекторы. Толик – математик – аспирант в Университете.
Были среди нас и фотографы, и таксисты, и даже всамделешний корабельный «док», которому было что рассказать о дальнем плавании на наших вечеринках.
Всех нас единила жажда общения, желание любить и быть любимым, хотя бы на одну ночь, зуд романтики и приключений. Когда мы всей компанией собирались у фонтана, прохожие обходили нас стороной. С десяток парней и столько же девчонок. Гвалт стоял несусветный!
То мы всем табором отправлялись в ресторан отмечать чьё-то рождение, то с рюкзаками и котелками садились на пароход и уплывали на турбазу, где веселились всю ночь в одной большой «танковой» палатке.
Привязанности в любви ни у кого не было. Дурной тон. «Свобода» и «Любовь» понимались нами, как «свободная любовь».
 «Седой» - Серёга был молчун. Симпатяга, спортсмен, «самоделкин» и молчун. На удивление, это последнее, расценивалось девушками, как достоинство. Принималось за серьёзность натуры, мужскую основательность, глубокомыслие и даже «чистоту морали»?!
 Мы же все – болтуны, «птицы-говоруны». Рядом с ним, на его фоне выглядели, ну просто, порочными шутами! Девчонки так и липли к Серёге. Хотя мы из кожи лезли вон, добиваясь их симпатии.
Его медлительность в манерах всегда была предметом наших насмешек… А девчонкам нравилось…
Даже в пантомиме, нашей «дежурной волынской» игре, Серёга побеждал без напряга. В то время, когда все лопались от натуги, придумывая сюжет для показа, он проходил под руку с избранницей к окну, становился с ней за штору и, не издавая ни звука, рукой ритмично раскачивал занавеску, изображая «лёгкий украинский флирт». После чего галантно выходил в «зал», демонстративно застёгивая на ходу «молнию».
В тот вечер он победил, а значит, и выиграл для себя и для девушки на ночь место на диване. «Великий Немой»…нет, не Чарли Чаплин, скорее Марсель Марсо - умный и грустный комик-трагик.
«Поляк» был «душой» компании, моим двойником, только умноженным на два. Если я – просто машина, то он – гоночный автомобиль. Если я - мартовский кот, то он – ещё и со скипидаром под хвостом. Его энергии хватало на всё – и напиться, и влюбиться, и подраться, и гулять, и плакать…
Я был смирнее, скромнее, мудрее. Рестораны не любил, любил уютное застолье с песнями и играми под интерес – «пантомима, спички, КВН…» Меня влекла беседа, отвращали кабацкий шум и мишура.
«Доцент» был парнем сложным. Трезвый – стеснительный и робкий, пьяный – матершинник и драчун. Никогда своим положением учёного в компании не кичился. Был «свой в доску» среди поваров, лифтёров и водителей, за что и получал от всех уважение сторицей.
В тот роковой июльский вечер Серёга прикатил «на фонтан» на велосипеде! Насмешкам не было конца – «Велосипед! Во, клоун! Это ж, анахронизм, артефакт, керогаз…Ты бы ещё на ишаке прискакал…То же ещё - Почтальон Печкин…»
«Седой» мужественно снёс обиды, после чего стал терпеливо рассказывать о достоинствах своих колёс. И что он – гоночный, и «посмотрите на узкие обода, и на высокое седло, и на шестерёнки, руль и спицы…»
Я слушал в пол- уха, никогда не сидел в седле, не садился и сидеть не буду… Зачем мне это? Позор и только… Да, и вообще, разве можно к Серёге относиться серьёзно? Странный он какой-то последнее время – архитектуру бросил, сдал на права - сел за «поливалку», потом –на «хлебовозку», потом молоко стал развозить… И вот теперь – велосипед. Что-то с головой…
Не долго был он со своим «вывихом» в одиночестве. Ровно через неделю «на фонтан», сверкая никелем ободов и серебром спиц, вкатил «Поляк». Глаза его лучились детским восторгом, лицо сияло во все его круглые румяные щёки. «Кайф!» - смущённо признался он. И вся компания согласно закивала.
Я вежливо промолчал, сделав, однако, для себя вывод, что «велосипед» - это что-то заразное, должно быть, инфекционное…
И был прав. На следующий же день их было уже трое - «занемог» и «доцент». Месяц они мозолили всему «фонтану» глаза своими велосипедами. И когда уже все перестали обращать на их «дурь» внимание, стали «клеиться» ко мне.
- Да, ты только попробуй…сама машина катиться (это они свои «драндулеты» машинами называли!)
 Но кроме моих язвительных шуточек от меня им ничего не «обломалось». «Рождённый ползать крутить не может!» - заявил я примирительно, думая положить конец всяческим поползновением на моё «прямохождение». Но, не тут-то было…
Приближался Август, месяц отпусков, и их, и моего.
Идея бредовая – велопробег «Днепропетровск – Ялта», четверо суток, 500 км. в палящий зной по расплавленному асфальту, с палатками на багажниках… Я и думать об этом не хотел!
-«Нормальные герои» в отпуске отдыхают, а не переламывают себя через руль! – заявил я.
Да, и что я, полей - лесов украинских не видел? Или без пыли и выхлопных газов дышать уже не могу? Или силушку молодую уже некуда девать?
- Да ты, просто, рано состарился, - били они дружно в моё самое незащищённое место, «ахиллесову пяту» - я был на 5 лет старше.
- Это же чистой воды - романтика…Не рекорды же едим ставить… Туристами, потихонечку, вразвалочку, устали – отдохнули - дальше поехали… Жарко – в холодок, на пенёк. И для здоровья как полезно, а уж впечатлений сколько – на всю жизнь…
Вот только в последнем они меня и не обманули… На третьи сутки уговоров я выложил свой последний «козырь» - «Денег нет!» Однако, и эта моя карта была бита.
- В «комке» купишь, за «полтинник»…
«Комком» назывался комиссионный магазин б-ушных товаров. Рейд по комиссионкам города оказался безуспешным.
- Вот видите, не судьба, - радостно развёл я руками. – Вы – на великах, я – поездом. В Ялте встретимся.
Но уж такая человеческая натура – завистливая – «когда одному хорошо- другому плохо».
- Тогда покупай новый, в рассрочку, - веско сказал Серёга, и все его поддержали. - Со старым в дороге всякое может случиться… Нет худа без добра… Конечно же, только новый!
Крыть было нечем. Пришлось идти в бухгалтерию, брать справку, оформлять кредит на полгода и покупать «новый», гоночный за 116 рэ.
Но сначала я взял со всех и с каждого в отдельности клятву. Жаль, что не письменно.
Итак, первое – не гнать! Отпуск есть отпуск! Это не Олимпиада народов мира. Второе – то же «первое», но с тремя восклицательными знаками. И третье – держать слово, если уж поклялся в «первом» и «втором»!
И почему только я сразу не заметил, как легко они всё обещали?
На моё вялое возражение, что не умею я на двухколёсном, все дружно кинулись меня подбадривать и вселять веру в мой природный дар велогонщика. Шурик с Серёгой ставили мне в пример «доцента»- Толика. Он тоже кивал и поддакивал, и, отводя глаза, уверял, что «в первый раз»…
Когда поздно вечером бригада «очумелые ручки» собрала, наконец, в кучу всё моё железо – получился велосипед! Я очень этому удивился. Поражало меня в нём многое – и зачем так высоко седло? И почему так низко руль?
- Для удобства, - лаконично пояснил Шурик.
- Для красоты, - добавил Толик, глядя на велосипед, как на картину.
- Для скорости, - веско заключил Серёга и тут же поперхнулся, встретив мой тревожный взгляд.
Первые в жизни три круга на гоночном велосипеде я сделал вокруг дома, часов в 11 вечера, уже под звёздами. Упал всего два раза – что «не считается, потому что, темно», как авторитетно заявили «эксперты». Приговор «Годен!», как я понял, был вынесен мне ещё задолго до того, как я сел в это «гинекологическое кресло» на колёсиках.
Ну, да осознание непоправимого пришло ко мне несколько позже, уже в пути, пока же «команда» развлекала меня приготовлениями и атрибутикой нашего «Броска на Юг». Архитекторы постарались на славу – на наших майках и спереди, были яркие эмблемы «Днепр – Ялта», на кепочках с козырьками – тоже.
Правда, рейтузы, что натянули все на себя, мало, на мой взгляд, вязались с «мужеством и спортом»- всё неприличие выпирало наружу. Зато перчатки, как фирменные. Одним махом портняжных ножниц обычные зимние превратились в гоночные. Чудо ампутации!
Вся эта предстартовая суета, сборы в дорогу отвлекали от главного – от дороги.
- Значит так, - громко сказал Шурик. –Грузите апельсины бочками! Командовать парадом буду я! У меня опыта больше, я ещё в детстве на велике гонял. Моё слово – закон! Согласны?
Никто и не спорил. Потому как, мало кто помнил о детстве.
- Из вещей берём только необходимое – одеяла, палатки, инструмент. Деньги и весь отпускной «прикид» пересылаем почтой «до востребования». Согласны?
- А как с едой? –спросил Толик.
- По дороге… в кафе и столовках…
- Презервативы брать? – это я, с «оптимиз-мом».
- Если только на голову, от дождя, - отмахнулся «вожатый».
- Ну, тогда хотя бы аптечку, - озвучил я инстинкт самосохранения.
- И карту, - добавил «доцент».
- Не потеряемся, сейчас все в Ялту едут, - веско заметил Серёга. - Предлагаю составить график маршрута - скорость, время в пути, пункты остановок…
Я насторожился. Не понравилась мне вся эта его «олимпийская риторика».
- Как поедим, так и поедим, - угрюмо проворчал я.
- Ну, давайте по – минимуму, - постарался примирить нас Шурик. -Скорость пешехода 4 км. в час. Мы сможем…- он сделал задумчивую паузу, во время которой что-то с чем-то складывал и умножал, а меня, по всей видимости, вычитал и делил. - Двадцать километров!
- Это много или мало? – всполошился я.
- Гонщики в «Тур де Фрац» и по 50 выжимают! – пристыдил Серёга.
- А может всё-таки…
- Не дрейфь, это вообще, крутить педали не надо, машина сама под горку покатит, - подбодрил «доцент».
 А я и не дрейфил, просто умножил число своих падений на количество их горок, получилась скорость с «минусом». Обнадёживала лишь Клятва всей команды, данная мне в последнюю ночь перед стартом - «Не гнать!» Выезжать решили утром, до восхода солнца.
Отпуск начинался с армейского подъёма.

Ещё и дворники не проснулись и любовники не уснули, а мы уже были в сёдлах.
- Так надо, - твёрдо сказал Серёга, не утруждая себя объяснениями. Мы понимали – жара.
 Снимки в фас, в зад, в профиль. Утренняя свежесть августовского утра бодрила, насыщала кровь адреналином, была попутным ветром в наши Паруса. Перчатки на руки, очки на глаза, кроссовки в стремена – поехали!
Не спеша, размеренно, с прицелом на изнурительную долгую дорогу. Я последний,….нет, за мной Шурик, для поддержки, страховки и должно быть, как «заградительный» отряд, для подгонки и чтоб не сбежал…
 Первым – Серёга. По утреннему городу, по пустым предрассветным улицам прошуршали, как чемпионы, колесо в колесо, цепочкой… Красота! Для тех, кто понимает, конечно. Жаль, без цветов и оркестра…
Выехали за город с шутками и улыбками на бодрых лицах. На трассе пусто – ни машин, ни людей не видать. Хозяева бетонки.
Крутить педали было не трудно, трудно было следить за дорогой, постоянно поднимая голову вверх, выламывая шею. Через полчаса такой йоги я уже смотрел только вниз, на колесо и видел только серый асфальт. Где же обещанные красоты на маршруте – «зелёные кущи и цветочные поля?»
Через час, превозмогая занозой засевшую боль в шее, оторвал голову от руля. То, что я увидел, поначалу ошеломило, потом раздосадовало, потом взбесило меня! Никого! Лишь горизонт да пыльная обочина. Ни «Седого» впереди, ни «Поляка» сзади. «Новичок» - «доцент» и тот «сдрыснул»! Друзья – олимпийцы, Вашу мать! Так-то вы держите слово! А ведь не прошло и пару часов… Что же потом будет?
Чем больше я задавал себе вопросов, тем больше «энтузазизм» мой развевался по ветру, уходил в землю. Когда через час всполошённый Шурик, весь в мыле, вернулся за мной, то нашёл лишь мой велосипед на обочине. Сам же я благополучно висел на яблоневом дереве, вкушая кислые дикие плоды.
- Что случилось? - в тревоге «командор».
- Ничего не случилось. Отдыхаю, вот. Отпуск у меня, - съязвил я, продолжая сидеть на ветке.
- Понимаю, - сокрушённо закивал головой Шурик. – Ты уж, извини. Это Серёга всех накрутил, гонку устроил, решил «класс» показать…Ну, мы с Толяном и впряглись… Извини, хорошо?
Оценив искренность раскаяния «шефа», спустился вниз.
- Вы ведь обещали…
- Больше не будем, вот, честное слово…
Церемониально, я бы даже сказал, вальяжно, подкатил я к поджидавшим меня с угрюмым видом Серёге с «доцентом». Нет, вовсе не как нашкодившие котята, а с затаённой обидой, будто я в чём виноват…
- График ломаешь, - буркнул Серёга.
- Ты чё, быстрей не можешь? – удивился «новичок».
- Отпуск у меня, - огрызнулся я.
Час ехали молча, плотной группой. Накалялся асфальт, накалялась и «дружеская атмосфера» в команде. Серёга опять было нажал на педали - никто за ним не рванул. Урок пошёл впрок.
Я ведь не нарочно еле плёлся. Быстрее не мог. На четвёртом часу пути я уже не мог без проклятия разогнуть спину, ещё через час онемело от боли и седалище. К тому же, к обеду я уже чувствовал себя под солнцем, как шашлык на шампуре.
- Осталось немного, скоро Запорожье, потерпи, там сделаем привал, - подбадривал меня в спину Шурик, видя мои нечеловеческие страдания.
- Мне тоже хреново, но будь мужчиной! – ставил себя в пример Толян, поравнявшись со мной колесо в колесо. – Думай о хорошем - о море, о девушках, наконец,…
 «О море…а что о нём думать - заплатил бы 16 рэ. и был бы уже в Ялте…Нет, нет, надо думать о «хорошем», о девушках, например. Ну, да, вот окрепну, возмужаю, силу воли наращу… Какая тут, к чёрту «воля», если паралич от плеча до копчика и ниже! Сидишь на седле, как на средневековой дыбе. Ещё чуть- чуть и стану вторым Николаем Островским. Вместо репортажей и очерков буду бестселлер писать «Как уплывала даль…». Прикованный к седлу гоночного велосипеда, одними губами буду диктовать секретарше дорожные мемуары…»
Я так «заговорился» сам с собой, что и не заметил, как въехали в Запорожье. Большой красивый, монументальный город, с ещё послевоенной архитектурой. Легковушки и грузовики теснили нас на обочину, на тротуар. И теперь мы лавировали между пешеходами, трамваями и троллейбусами, пока не добрались до огромного зелёного парка. Выбрали самое тенистое место под самым могучим дубом и … «пали смертью храбрых».
Ни о море, ни о девушках мне не думалось – хотелось домой. Я сел и долго не мог распрямиться, как они, мои «верные друзья олимпийцы», распластаться на зелёном мхе, раскинув руки-ноги крестиком…
- Ложись… чего ты? – недоумённо посоветовал Толян. – Так лучше отдыхать…
«Лучше» - это если сейчас на диване» - подумал я.
-Мне так привычней, - на полном серьёзе ответил я, и уткнулся носом в колени.
К тому времени, когда они встали, я лёг. Наконец-то.
- Пора, - сочувственно изрёк Акелла – Шурик.
 Я перевернулся на живот. Никогда раньше не замечал в себе интереса к истории – ну, там, «Первые баррикады», «Последние бронепоезда»… А тут вдруг ощутил себя «юным следопытом», краеведом, натуралистом!
 На табличке, вкопанной прямо перед моим носом, было написано – «Дуб…1000 лет…и сидел под ним поэт…» Злоумышленники замазали краской «кто»? Я с трудом поднялся и принялся с завидным усердием соскребать краску с фанерки.
- Тебе это зачем? – недоумённо уставились на меня «гонщики».
- Хочу всё знать…
- Зачем это?
- Я с детства любопытный…
- Температура у него, грипп, - облокотясь на велораму констатировал Толян.
- Солнечный удар, - изрёк «краткое» Серёга, сидя уже в седле.
Я молчал и работал… уж лучше руками, чем ногами…
- Он эту краску до вечера не ототрёт. Надо спросить у первого встречного, - пришёл мне на выручку Шурик. – Так быстрее будет.
Вот тут Акелла промахнулся… «Быстрее» было бы – это если сесть в трамвай, купить билет, уступить место старшим, попрепираться с контролёром из-за не закомпостированного билетика, заплатить штраф, при выходе из вагона пропустить вперёд детей и женщин, сойти на остановке «Библиотека», занять очередь в читальный зал, попросить выдать книгу «История города»…
Мне повезло! «Первый же встречный» оказался на редкость разговорчивым и начитанным дедулей с тросточкой. На неосторожный вопрос Шурика - «А не скажите ли Вы нам…?» «встречный», не дожидаясь конца фразы, встал в удобную для лектора позу – левая нога вперёд, палочка - за спину, слегка прогнулся, и, глядя в мои алчущие знания глаза, прочёл короткую, часа на два, лекцию об основании «Мiста Запорiжья», Запорiжской Сечи, казаках, а заодно и о дубе, под которым, согласно очевидцам, творил свои вiрши Тарас Григорьевич Шевченко, великий украинский поэт.
Солнце клонилось к закату. А сладкозвучный соловей, патриот Батькiвщины, почётный член и вице - председатель добровольного общества «Знаний», всё пел и пел про щiру украiньску душу, да тяжку долю и працю крепостных людей. Как я его понимал! Жаль, под рукой не оказалось карандаша и бумаги.
Когда я очнулся, переполненный знаниями о дубе, никого рядом не было. Только Шурик. На него жалко было смотреть. Борьба двух страшных стихий отразилась у него на лице – гнев и сострадание, ненависть и любовь к ближнему. Хорошо, что одно уравновешивало другое. Не то, он бы меня или убил, или, обняв, заплакал.
Дедуля вынул из кармана платок, промокнул им вспотевший от напряжения исторической мысли лоб и, не дождавшись оваций, заковылял своей дорогой. «Хорошо ему» - подумал я, провожая взглядом его уверенную поступь с опорой на палочку.

Теперь я ехал стоя. Согнуться в позвоночнике меня заставило бы только обещание сиюминутной обратной дороги. Но нет, никто мне этого не пообещал. Мы опять выехали на трассу. «Верные друзья» поджидали нас, уютно устроившись под знаком «Запорожье». Солнце палило уже не так, как прежде. А может, это у меня, как её, «сила воли» проклюнулась?
Теперь меня беспокоили только машины. Не встречные, попутные… И почему грузовики проносятся так близко от меня? Ну, прямо сдувают с дороги… Иногда аж подкидывает! Это, когда «приветливый дальнобойщик» - водила давит ещё и на клаксон, поравнявшись с тобой. Ну, как «Ерихонова труба», только в самое ухо! Взлетаешь, как ни мине!
- Не бойся ты этих «фур», - кричит мне в спину «Поляк». – Это пусть они тебя боятся… Ответят, если что…
Только последняя фраза, почему-то и засела у меня в голове. «Если что…» А что, «если что?»
Я давил на ненавистные «чугунные» педали и рисовал себе радужные, полные оптимизма, картины неотвратимого, справедливого суда над преступниками-водителями. «Ответят!»
5, нет 10 лет, а то и «пожизненное» могут схлопотать за «если что». Снимки с места ДТП, подколотые тут же в уголовное дело, старался не замечать, быстренько перелистывал.
И такая меня при этом злость разобрала, ну, просто, ярость к этим шестиосным «Титаникам», что я теперь не упускал случая всем телом прижаться к их грохочущим бокам. «А пусть ответят!» - с восторгом «камикадзе» выворачивал я руль в сторону воющего рядом «снаряда». И только когда увидел впереди себя вильнувший прицеп, понял, что «отвечать», быть может, придётся и мне. Поостыл, подарил жизнь себе и людям.
Развлечений в дороге было несколько – «разговор с умным собеседником» - с самим собой, песни народов мира и приветствие всем встречным и попутным. Когда сумерки стали сгущаться, я окончательно понял, что «одиночество – мой жалкий жребий». Лишь изредка на горизонте мелькала согбенная фигура «доцента», да и то, не надолго.
Но я уже ни на кого и не обижался. Я вдруг вспомнил, что одиночество бывает и «гордым» и «прекрасным». И я «гордился» собою изо всех сил, изощрённо, «прекрасно» матерясь и поскуливая от боли в мышцах, крутил и крутил эти квадратные колёса, стараясь как можно реже опускать на седло ту мозоль, что ещё недавно была моей ягодицей.    «До кучи», а точнее, «до меня», все собрались, когда уже стемнело.
- Спать будем здесь, - жестом Бонапарта указал Шурик в сторону пригорка на обочине.
- Шумно, - засомневался я.
- Зато не проспим, - возразил Серёга.
- Но и не выспимся, - гнул я своё.
- У нас две палатки, - по- соломоновски рассудил «доцент».- Кто хочет спать – на полянку, кто хочет ехать – на бугорок…
Я с «Поляком» - на полянке – это метрах 30 от дороги. «Жаворонки» - Толян с Серёгой, «под колёсами, на трассе»…
- Не плохо бы искупаться, - мечтательно протянул я, глядя на озерцо неподалёку.
- А что, клёвая идея! – встрепенулись все, оторвавшись от пожирания тушёнки.
Через 5 минут мы все уже сидели по маковку в воде, смывая с себя пыль и пот велопробега. Не смущала ни тина, ни лягушки, ни водоросли. Мы плавали в болотце под шатром звёздного неба и чувствовали себя новорожденными.
- Красота-то какая! И как романтично! – увидел я на другом берегу большой дом с мезонином, в три этажа. Его окна малиновым светом отражались в озёрной глади.
- Всем всё прощаю! – выкрикнул я бодренько, выходя на берег.
- Мы тебе тоже, - было эхом в ответ.
Пожали друг другу руки и разбрелись по палаткам.
Ночью мне ничего не снилось. А была ли ночь? Закрыл глаза - помню, открыл – утро, петухи поют, птички щебечут. Глянул на Сашку – расхохотался.
Он такой смешной без очков. Самурай, японец, точно! У него и так лицо круглое, со щеками, а тут ещё от солнца и ветра, пыли и сна припухло малость, размером с баскетбольный мяч стало, глаз, вообще, не видно…
- Чего? – не понял он спросонья.
- В зеркало посмотри, - смеялся я, икая.
Он тоже рассмеялся, но не над собой, надо мной, протягивая теперь зеркало мне. «И что смешного?» - морщился я в раздумье, разглядывая маску Виннету - «вождя краснокожих», с красным большим носом, как у какаду, и причёской, как у дикообраза. - Ну, подгорел на солнышке, ну, облупился… А что волосы веером, так это сейчас плюну, помочу и приглажу…»
 Выползли из палатки, сладко потянулись и увидали Серёгу с Толиком, уже в болоте, «утренний моцион». Нырнули и мы, умылись, почистили зубы.
- А что это там за дом, на том берегу? Такой красивый…- спросил я у пацана с удочкой.
- Тот, что ли? Так то - тубдиспансер, «тубики» там лечатся, чумные, - злорадно ухмыльнулся он. - А на втором этаже – «дурики», а наверху – старики с бабками, бездомные. Поэтому из нашей деревни здесь никто и не купается, - наставительно заключил он, с усмешкой глядя на «доцента», который стоял тут же и полоскал рот.
- У нас даже рыбу из этого озера никто не ест…
- А как же…- мы кивнули на удочки.
 - Это я Барсику, - и, видя ещё сомнения на наших лицах, добавил для убедительности. – Они мертвяков своих по ночам сюда спускают, сам видел! Поэтому и лягушки тут с человеческими глазами…- И упиваясь произведенным эффектом, «юный садист» закончил. - А вчерась на хлебный мякиш я ухо вон там поймал!
 Ну, про «ухо», это было уже лишнее, нам хватило и «рыбы»…
Наверное, ещё долго смеялась вся деревня над рассказом пацана. Не дожидаясь дальнейших подробностей, мы сорвались с места и с проклятиями и плевками, задёргались в шаманской пляске, стряхивая с себя невидимую «заразу». И только окончательно выбившись из сил, когда с последним микробом было покончено, рухнули на землю.
Ощущение собственной противности не покидало меня до тех пор, пока я не увидел при дороге «арык», или как это там, у колхозников называется?
На высоких бетонных подпорках в поле был протянут большой желоб для поливки сельхозугодий. И когда мы с Толяном подошли ближе, услыхали приветное журчание «живой» воды. Речки поблизости и в пути давно уже не было, а потому - и выбора никакого.
Не раздумывая, а точнее, памятуя ещё короткий, но красочный рассказ «юного паталогоанатома», мы по обезьяньи ловко вскарабкались по высоченным опорам в бетонный желоб и счастливые плюхнулись в прохладную струю. Мы знали, что Серёга с Шуриком нам позавидуют, приедут за нами. Потому и не спешили…
Как я успел заметить, ко второму дню велопробега былая прыть у «новичка» прошла. Теперь Толян чаще бывал в моей компании, нежели с Серёгой. А я и не против. «Поляк» с «Седым» решили доказать друг другу – «кто круче?» Целый час крутили «на износ». «Поляк» победил, «утёр нос» Серёге, а чтоб не задавался… Это он сам нам с Толяном рассказал, когда вернулся за нами. Серёга остался где-то вдали, за горизонтом, возвращаться не захотел.
Странный он какой-то, упёртый, целе-целе-устремлённый, дисциплинированный и «железный»….Ну, чё не отдыхать, если отпуск? Чего уродоваться-то в такое пекло? Кому нужны эти его «секундо – километры», графики и планы?
 И пока мы, как дети, наслаждались и резвились в колхозном желобе под ясным небом, «Поляк», не слезая с велосипеда, наблюдал за нами, улыбался, но влезать почему-то не хотел, как мы только его не уговаривали. Всё чего-то принюхивался и носом крутил…
Своих сомнений «Акелла» вслух не высказал, только головой покачал. «Завидует» - решили мы, и, влетев в сёдла, охлаждённые и очищенные от «озёрной скверны», тронулись в путь.
Не нужно было Серёге на нас пальцем показывать. Я и сам уже как час назад почувствовал, что «что-то не то»…Будто клеем намазали, а потом ещё и в слюду завернули… Скафандр какой-то, хоть и невесомый, но воздухонепроницаемый…
Глянул на «доцента» - «птеродактель в яйце»! Толстая белая корка извести, как скорлупа, покрывала его и меня с ног до головы! Кто ж знал, что вода с удобрениями? Хоть бы табличку повесили!
- Яйцеголовые! – хохотали «Поляк» с Серёгой.
Мы смеяться не могли, невозможно было открыть рот под маской карбоната. Ощипывали и отшелушивали нас всей «командой». Больно не было, противно.
И почему каждое происшествие со мной только отбирает силы, а не наоборот? Вот и сейчас, Шурик говорит-
- Под горку не отдыхать надо, не катиться, а крутить педали, как можно быстрей, чтоб скорость набрать, чтоб потом на горку рядом взлететь…
«Мудро…» Я попробовал, застрял на подъёме. Еле вскарабкался.
- Сильней крути!
Я ещё раз попробовал. Ветер свистел в ушах, голову срывало, шорох шин - протяжный вой, столбики на обочине - как в кино, в одну полоску… И это всё вниз, в пропасть, в пустоту… На горку влетел, как пёрышко, без напряга.
Разулыбался. Понравилось. Похвалили. Стал рисковым. Но не надолго. Пока не увидел на обочине велосипед, детский, кем-то брошенный, без колеса... Тут-то меня испарина и пробила!
Кто проверял марку стали и углеродные добавки в подшипниках и спицах? Кто вытачивал оси на станке, и при каком температурном режиме? А качество резины? А твёрдость закалки методом «Бринелля», «Роквелла и Виккерса»?
Перед глазами запрыгали строчки критических материалов в нашей заводской многотиражке – «Бракоделов - к ответу!», «Пьяницам не место у мартена!», «По чьей вине упал на машиниста кран?»
Вспомнилось и заседание товарищеского суда в прокатном цехе – клеймили «уксуса - алкаша». А он и не молчал, оправдывался - «тёщу провожал, «в последний путь…». Тогда ему припомнили, что он недавно так же и маму, и папу уже «проводил»… И тогда простили.
Кто-то сочувственно спросил – «И сколько же ещё живых в роду осталось?» Алкаш всхлипнул и сказал – «Никого, что вот теперь он, наконец, сирота». Все облегчённо вздохнули и простили. Опять простили… и брак «прута» тоже. Так может это с его «проводов» подо мной изделий марки «велосипед»?! А я его на прочность проверяю?!
Ну, уж нет. «Тише едешь, дальше будешь». И я сбросил скорость до нуля, ну, т.е. до пешеходной, ну, так, чтобы не упасть…
- Ты что, устал? – вылетел «Поляк» из-за горизонта.
- Угу, - кивнул я, стыдясь признаться в страхах.
- Крути быстрей - легче будет! – дал он мне опять мудрый совет и скрылся за поворотом.
«Крути быстрей - легче будет» - повторял я, как заклинание этот «мудрый слоган», и никак не мог понять тайный смысл фразы. Это что значит? Типа – «Вперёд к победе коммунизма!?»
Как можно «крутить быстрее», если сил не хватает уже и «на медленно»? Это всё равно, что посоветовать силачу поупражняться с тонной, если он не может поднять и 100… «Потом легче будет»- глубокая мысль, резонная…
Я решился,… но уже только от одной этой мысли судорогой свело обе ноги… до шеи. Расслабился - «рождённый ползать…»
До столба-указателя «Мелитополь» «догрёб» только к обеду, к двум часам. Они все уже были там. Кто сидел, кто лежал…Но все молчали, приговаривая меня к «расстрелу, через повешание!»
«А, и плевать! Сейчас напьюсь пива и пусть потом хоть стреляются… Буду отдыхать, пока не протрезвею». Я решительно слез с седла, прислонил своего «Бонифация» к дереву, и направился к пивному ларьку при дороге.
При виде меня, с кружкой холодного пенистого, «спортсмены» ожили, лица их просветлели, и они тут же бросились наперегонки к окошечку. Лишь Серёга не двинулся с места. Всё думал о чём-то важном, что складывал в уме и вычитал… Но и он не выдержал, когда позвали. Пиво стоило того!
Мне хватило одного, Сашке и Серёге - по два, а «математик», так тот аж три бокала «выдул»! Ещё и за четвёртым пошёл в очередь, если б не оттащили. Ну, а теперь – «поехали!»
В тени, под вишенками, закинув руки за головы, проспали часа три, самый солнцепёк.
Проснулись – Серёги нет. А никто уже никого и не искал. Знали - он в дороге, он – в пути…Хотя, зачем ему это? Всё равно раньше нас в Ялту не приедет… Зуд у него под седлом, что ли?
К вечеру догнали «Седого». Хотя, нет, не догнали, встретили. Он, как всегда, одиноко и печально сидел под очередным дорожным знаком с указанием населённого пункта, и с укоризной, молча глядел на нас. Я привык. Шурик же стал ему что-то объяснять, оправдываться - «мол, пиво, развезло, куда спешить?…»
Серёга лишь играл желваками на своём чеканном медальонном лице, и смотрел в сторону.

Ужинать решили в селе, «кафешек» по дороге не было.
- Млеко! Яйка! Молоко! Сметана! – голосами базарных зазывал кричали мы у заборов. - Купим!
Не везде нас встречали, «как героев». При виде наших обгоревших, заросших щетиной физиономий иные хозяева хватались за вилы.
Лишь в одном большом дворе неосмотрительно поинтересовались -«Откуда же мы такие будем?» Мы задумались, но и этой паузы хватило для второго опрометчивого вопроса - «Уж, не из Ленинграда ли?»
- Да, конечно же! Боже ты, мой! Какая встреча!
- У нас сынок там служит…
- Господи! Да знаем мы его. Как же ему повезло!
- Вот открытку прислал - «Петергофф»…
- Так мы ж там все и живём! Пять минут хода… И знаю я их воинскую часть – танковая…
- Не, он артиллерист…
- Ну, да, это когда пушки с гусениц снимают, получаются артиллеристы, а так, обычно – танки…
- Да чего ж это вы за забором - то стоите? Проходите, проходите, гости дорогие…
А мы и так уже во дворе. Из дома высыпала вся родня. Осматривают нас, жалеют, умиляются.
- Да, вы за стол-то садитесь, небось, голодные…
- Третий день в пути, во рту ни крошки, ягодами питаемся…
Всё, что знали об артиллерии и Питере, что из книжек, что по жизни, выложили без утайки. За что и были достойно награждены обильным застольем с «первым», «вторым» и двумя «третьими».
- Ну, и «на посошок», - подмигнул дед и отправился в хату.
 Никто из нас «самогонку» не пил, но отказаться не решились - «грешно». Причмокивая и похваливая «первач», наглотались бодяги и так, с круглыми животами и вывалились за калитку. Какой уж тут «план- график – магистраль»? Серёга тоже «лыка не вязал». Есть всё-таки и в нём что-то человеческое…
Перед сном в палатках ещё долго орали хулиганские песни вперемежку с патриотическими. А когда устали, все разом дружно впали в «анабиоз»…
И опять ночью ничего не снилось…Ну, хоть бы кошмар какой, чтоб было что в дороге вспоминать. Хотя, правда, и сама дорога – кошмар наяву!

Ещё и солнце не в зените, а я уже без сил. И почему так? Отжимаюсь –25, подтягиваюсь -12, приседаю-100, а вот педали крутить…сдыхаю, кончаюсь, не начав…
В «доценте» обнаруживаю всё больше «человеческого». Вот уже час, как он – за мной. «Из сострадания» - говорит, но я так подозреваю, из-за пива. Ему, кажется, «хироватей», чем мне. У меня только - шея, руки, спина, ноги и на «чём сижу», а него ещё и живот.
- Увидишь кустик – скажешь! – кричит он мне в спину, не в силах поднять голову.
А где он, тот кустик? Степь да степь кругом… Река из-за поворота – как мираж! Неожиданно, с кустиками и деревцами по берегам.
- Кустик! – кричу я, как матрос на мачте, увидавший землю.
Оглянулся - «доцента» на дороге уже не было, один велосипед. «Не пропадать же речке»- подумал я и мигом окунулся в воду, не раздеваясь. «Нет, есть всё-таки в жизни счастье…Забыть о дороге, о колёсах, о пояснице, о солнце в «маковку» и лежать на прохладной нежной глади, мерно покачиваясь на прозрачной волне…»
- Что случилось?! – истошный вопль с небес.
Открыл глаза – на мосту Серёга.
- Ничего не случилось…
- Тогда почему задержка? Где Толик?
- Толик ср…т, а я купаюсь…- оправдался я, ещё до конца не сознавая всей тяжести своего проступка.
- Значит так, - рубанул рукой «Чапаев», - Или ср…ть, или купаться!
И, вынеся свой бесчеловечный по жестокости приговор, умчал к себе за горизонт.
«Доцент» вышел из кустов со спущенными рейтузами. Недоумение и страх читались на его лице.
- Так мне что теперь – уже не искупаться?
- Как и мне - не поср…ть…
И оба зареготали в полный голос, по-мужицки.
«Плевать!» Толян сидел в реке дольше меня. Я сидел в кустах, как в засаде, назло Серёге, пока комары всю кровь не выпили. «Расплатились» со «спортсменом» по полной программе! Разобиделся, укатил ещё дальше…И откуда только силы берутся? «Железный Феликс» какой-то…
Горевать о нём не горевали, только в обед и вспомнили. «Без денег ведь он «оторвался». Мы-то вон, в харчевне перекусим, а он как?» После короткого совещания решили выручить его «денежным переводом» на сумму в 1 рубль.
Идея передачи «гуманитарной помощи» принадлежала «Поляку». Надо остановить любую машину в том направлении и попросить водителя. Но сколько мы ни голосовали, сочувствия у водил не вызвали, скорее - отвращение и страх. Уж очень мы на третьи сутки обличием своим и личиками на «лесных братьев» стали похожими.
- Есть мысль! – воскликнул я, заметив «гаишника» у чайной.
 После того, как каждый из нас и все мы хором пересказали свою версию о случившемся, до «дяди с жезлом», наконец-то, дошёл «сокрытый» смысл нашей просьбы.
- Щас сделаем, - сказал он, допил пиво и заступил на пост.
Уж, лучше бы мы сами… Промчалось уже два десятка машин, а он стоял, как вкопанный, всё что-то там высматривая в номерах.
Тот несчастный «Жигулёнок» ехал так медленно, так осторожно, будто все три педали у него были тормозными. Сержант напрягся и изготовился к броску. Мы это по его доброй улыбке поняли – повезло! Заворожено глядя на руку с «палочкой», водитель-очкарик миновал, было уже опасную зону «служебного разговора», как вдруг жезл взметнулся вверх и, скрипнув жалобно тормозами, «Жигули» остановились.
Обрадованные, мы подскочили к машине и стали наперебой рассказывать водителю о своём и Серёжкином «горе», и совать ему «денежный перевод». Но он, похоже, нас не слушал. Всё его внимание было приковано к грозно приближающейся фигуре инспектора.
- Минуточку! – беспардонно отстранил он нас от машины. – Документы, папрашу…
- Я разве что нарушил? – на плохом русском, с ужасным акцентом, робко осведомился «прибалт».
 Сержант с ответом не спешил. Изучал права, будто взглядом снимал отпечатки…
- На пешеходном переходе типа «зебра» Вы не пропустили гражданку- старушку, - голосом робота огорошил «гаишник» и нас, и водителя. - С Вас штраф – три рубля. - И достал квитанции.
- Да я же… Да Вы же… Да где же старушка? – задёргался в салоне «нарушитель», оглядываясь в недоумении на пустой переход.
Вздохнув, мы отошли в сторонку, решив не принимать участия в панихиде «погребения» своего рубчика. Взяв с несчастного штраф и пробив дырку, сержант подозвал нас к машине. «Ну, конечно, так он теперь и «разгонался» передавать Серёге деньги…»
- А теперь выслушайте потерпевших, - представил «гаишник» нас «пострадавшему».
Не слушая просьбы, а только кивая головой, «прибалт» бросил «железный перевод» в «бардачок» и надавил на все педали сразу.
- Плакал наш рубчик, - вздохнул Толян.
- Серёгу жалко, - сказал Шурик.
- Побоится…- сказал я. – Сержант номер записал.
Подумав, все согласились.
Через час мы уже восторженно хлопали Серёгу по спине, а он, счастливый, благодарил нас за «обед».
- А ничего тебе латыш не сказал?
- Сказал…сказал, что ещё одна такая услуга, и он тоже на велосипед сядет…Чего это он вдруг?
- Дырка в талоне, это, как дырка в голове, чревато…- со знанием дела пояснил «Поляк».
До вечера уже не расставались, ехали, как «сиамские близнецы». То ли я быстрее, то ли они медленнее…

Памятуя сытое гостеприимство сельских тружеников, решили и в этот раз попытать счастья у забора. Объехали деревню, приценились к подворьям. К бедным, завалившимся хибарам и не совались. Хозяев жалко. Выбрали самых зажиточных - с курами, утками, свиньями и прочей живностью.
- Млеко! Яйко! Мёд! Сметана! – привычно заголосили мы под высоким забором. – Голодаем, покупаем!
- Нiма ни чё! – вышла на порог, подбоченясь тётка. Хоть бы на личики наши глянула – мы ведь такое страдание изобразили…
- Как это «нiма»? – праведно возмутились мы. – Вон ведь и корова и куры…
- Нэ доены они ще, - нагло соврала хозяйка.
- Ну, тогда, хоть хлебушка…
- Нэ ходыла я сегодни у продмаг.
- Ну, хоть водички дайте напиться, - «по доброму» предъявил Толян ультиматум.
- Водички…пейте, чего уж там, - и скаредная тётка пошла в хату. Видимо, за кружкой.
Я толкнул калитку, и все мы очутились в ухоженном, богатом дворе. Повсюду клумбочки - цветочки, газончики –дорожки, этажерки с консервацией… Во! С консервацией!
Я тут же приметил 3-х литровую банку с янтарной жидкостью, с мёдом! После этой находки и гнилая водица из кривой алюминиевой кружки показалась мне брагой.
Пока все «наши» по очереди прикладывались к «щедрому хозяйскому дару», я уже пошёл на выход, точно зная, что бдительная тётка на меня не посмотрит - за ребятами будет следить. И не ошибся.
Не просто было 3-х литровый бутыль за пазуху затолкать. Вышел за калитку гордый, «обиженный», не повернув головы даже. Гуськом все следом. Лишь когда зашли за угол, поднял майку. Все ахнули! Пуская слюни и потирая от вожделения руки, мы, не мешкая, откатили за околицу и, сев на бугорок, взяли в руки ложки.
«Чёртова консервация!» Крышка не поддавалась. Сваркой её заварили, что ли? Чем уже только не пробовали – и руками, и ногами, и зубами…
- Надо дырку сверху пробить и лить мёд прямо в рот, - нетерпеливо схватился за нож Толян.
Никто не успел его остановить. В следующую же минуту золотая струя подсолнечного масла фонтаном ударила вверх, омыв лицо «сладкоежки».
- Масло, - скривился он, растерянно облизывая губы.
- Масло, - эхом отозвались мы и отодвинулись от трапезы.
Легли спать злые и голодные.
В эту ночь мне приснилась каша, гречневая, с мясом и подливой, коричневой, как в столовой. Но есть я её не мог, потому что, не мог согнуться над тарелкой, так болела спина, и не мог поднять ложку, так болели руки…
На четвёртый день исторического велопробега «Днепр – Ялта» я сдох. Сказал всем – «Лучше пойду пешком, чем сяду на это «чёртово колесо», на эту «дыбу», на эту машину для четвертования, на этот «испанский сапог», на этот…»
Друзья поверили, посочувствовали даже, и, смахнув скупую горючую мужскую слезу, уехали все трое на Юг, бросив меня «на произволяще». Верили - выживу, преодолею… «Спасибо» им большое за «Веру»!
«И он долго сидел при дороге с печальной думой в голове, и с тоской неземною в глазах…»
Долго - не долго, но минуты три. Потом погрузил по частям своё бренное, ставшее за время пути противным и чужим, тело на велосипед, и, оттолкнувшись от асфальта «протезом», покатил, куда глаза глядят…
Полдня мне в попутчики был ветер, в спину и ниже. Если бы не он… к обеду бы меня не дождались.
Встретили овацией, как Чкалова. Похлопали по судорогой сведённой спине, пожали бесчувственные, онемевшие от напряжения руки…
Обед в кафе я охотно бы растянул до ужина. Это я их всех затащил в этот бар. Нисколько не смущаясь испуганных взглядов обслуги и посетителей, вскарабкался на высокий пуфик за стойкой и заказал…шампанское! Моему примеру последовали ещё трое таких же «Робинзонов» в засохшем птичьем помёте и кустистой щетиной на одичавших лицах. Бармен строил нам рожи, всем своим видом выказывая неуважение. «Плевать!»
Вставили трубочки в фужеры и расслабились…до «не хочу»…Нет, дамы нас не интересовали. Мы были из другой жизни, из другого мира… В нём нет места женщинам и красоте…Есть сила и слабость, боль, усталость, злость и ярость в борьбе с собою…Мы чувствовали себя настоящими мужиками, «мачо», рядом со всеми этими напомаженными и нафуфыренными клоунами, бритыми и накрахмаленными парнями и девчонками.
Расплатившись и оставив после себя на бархатных пуфиках засохшие травинки, с достоинством нищих аристократов, вышли из бара.

Дорога, пыль от машин и плывущий от зноя под колёсами асфальт были нам уже, как родные. Наш дом второй, стихия наша. Мне же, как мышке капкан.
От «морковок – дальнобойщиков» я уже не шарахался – мы на равных в этой гонке на выживание, на спусках, закрыв глаза, бешено крутил педали, полагаясь только на Судьбу, и на Бога, а когда уже не чувствовал своего тела, вспоминал о героях - героях Войны и Труда, о партизанах – разведчиках, под пытками не выдавших тайны, о йогах, спящих на гвоздях, и женщинах, рожающих тройню… Попускало…
Неожиданно въехали в Симферополь. По указателям рулили в Ялту. Уже целый час и всё по городу. От машин и пешеходов уже рябило в глазах. На дорожные знаки устал обращать внимание.
Тот светофор, у троллейбусного парка, был не автоматическим. Его включал диспетчер, когда троллейбус выезжал из депо. Кто знал?
Глянув привычно вперёд и приметив «зелёный», я нажал на педали. Синий бок «железного амбара» вырос передо мной, как призрак…В последнюю секунду, на полной скорости, я вывернул руль вправо, на тротуар. Удар был такой сильный, что меня отбросило от дороги метров на 5. Велосипед - в одну сторону, колесо – в другую, меня - на газон, в цветочки.
Троллейбус так и остановился поперёк движения. Выскочил перепуганный водитель, стал размахивать перед моим носом руками, что-то доказывать и показывать, и умное объяснять… Я лишь улыбался. Он махнул рукой и уехал.
Я оглох. Шок не проходил минут 10. Ребята усадили меня на лавку, ощупали, осмотрели, заставили раскрыть рот и сказать «а», подёргать руками, ногами, покрутить головой. Всё-то у меня хорошо получалось. Даже лучше, чем было. Вот только колено разбито и велосипед…
- Где болит?! – кричал мне в ухо Шурик.
- Везде, - игриво отвечал я ему.
Через полчаса всё прошло, ныло только колено. Ссадина кровоточила и довольно сильно. Достали аптечку, смазали, перевязали и оставили в покое.
- Что будем делать? – поставил вопрос на «совете отряда» Шурик.
- А что делать, что делать? Ехать надо, не на лавке же ночевать…
- Скоро ему всё равно лучше не будет, - глянув на меня без оптимизма, резонно высказался Толик.
- Да и колесо у него отлетело, - протянул задумчиво Серёга.
- Будем ловить автобус, и ехать в Ялту, - подвёл черту «Поляк».
Я безучастно слушал прения о своей участи. Для меня велопробег уже закончился, закончился с меньшими потерями, чем можно было ожидать…
Подумаешь, велосипед…Да мне в его сторону и смотреть-то было противно, не то, чтобы жалеть, а колено…а что, колено? До свадьбы заживёт… А уж в Ялте «свадеб»…
Голосовали втроём, я сидел на лавочке в «засаде». К вечеру остановился небольшой армейский автобусик. За рулём моряк.
- До Перевала? – крикнул Серёга.
- На Перевал? – поправил Шурик.
- До Ялты? – мечтательно попросил «доцент».
Моряк многозначительно молчал. Прискакал и я на одной ножке.
- Три рубля! – вырвалось у меня неосторожное.
Шурик тут же зажал мне рот.
- Горе у нас, товарищ ногу сломал, в трёх местах, открытый перелом…- захныкали дружным хором «олимпийцы».
Я молчал и корчил рожи, изредка постанывая в бреду.
- Ну, хорошо, до Перевала, - сдался матросик.
 В автобус меня внесли на руках, бережно, как амфору, демонстрируя попутно водителю мою травму. Стараясь быть убедительными, они тут же попытались сломать мою ногу сразу в трёх местах. Я не дался.
Усадили к окошку, рядом - Шурик, ближе к водителю - «доцент» с Серёгой. Прошло уже полчаса, а мы всё ехали и ехали. Сумерки сгустились. Я-то уже думал, что мы вот-вот в Ялте окажемся, и расслабился, стал вдруг анекдоты «Поляку» рассказывать.
Сам рассказываю, и сам же над ними смеюсь. И что это на меня нашло? Видимо, всё-таки, травма,… черепно-мозговая.
По настоящему больно мне стало, когда Шурка треснул меня кулаком по колену, тому самому, с «тройным открытым…». Я взвыл!
- Ты чего?! – накинулся я на него.
- А ты чего? – прошипел он. - Забыл, что ты «калека»? Нам ещё ехать да ехать…Мы ещё и до Перевала не доехали… Вот я тебе и напомнил.
Я понимающе притих и теперь всю дорогу послушно поскуливал.
Не понимаю, как, вообще, они без меня могли бы взобраться на этот самый «Перевал»? Это же Эльбрус, Монблан заасфальтированный… Машины даже перегреваются, карабкаясь на верхотуру. А что уже говорить о спицах и педалях? Да тут альпинистом, а не велосипедистом нужно быть… Это им всем ещё крупно повезло со мной, а то бы дух свой «олимпийский» тут бы и испустили…
За окошком начался дождь. Пока вскарабкались на «Перевал» пошёл ливень.
- Приехали! – бесцеремонно распахнул двери морячок.
Мы с ужасом глянули в чёрный проём, за которым бурлила вода.
- А здесь есть поблизости аптека? – жалобно простонал я.
- Дяденька, ну, отвезите нас в Ялту! Мы руб дадим, - огласился автобусик разноголосыми стенаниями.
«Дяденька» - пацан лет 20-ти, молчал, долго молчал, решая непростую для себя задачку – «везти задаром или высадить?» Верх взяло дошкольное воспитание - гуманизм!
Боясь вспугнуть робкое благородство, мы сидели до Ялты, как мышки. И лишь, когда автобус подрулил к автовокзалу, мы поняли – Свершилось! Финиш! «Праздник силы и мужества» - этот чёртов кошмар закончился! Всё позади! Свершилось невозможное –500 км. своими мышцами, потом, а кое-кто и кровью… «Ура!»- закричали мы во весь голос разом.
Парень за рулём понимающе заулыбался. Ребята кинулись к нему пожимать руки, забыв про обещанный рубчик. Меня они тоже забыли. Повыпрыгивали на мостовую, вскочили на велосипеды и готовы уже были мчать к морю…
- А я…а меня? Меня кто вынесет? – никак не хотел я расставаться с полюбившейся ролью.
Чертыхаясь, Шурик с Толиком подхватили «жертву аварии» на руки и торжественно вынесли из автобуса. После короткой «гражданской панихиды, моё тело было предано земле…», если бы, а то ведь - асфальт!
- Больно же! – ойкнул я, но никто мне не поверил. Да я и сам уже этому не верил.

Призрачный неоновый свет от фонарей заливал сиреневым туманом улицы ночной Ялты. Пахло так, как пахнет в парикмахерских духами, только здесь это были запахи цветов, любви и моря…Мы обалдели от восторга.
Я опять влез на велосипед, отремонтированный Серёгой в дороге, и покатил к морю. Друзей догнал уже у самого пляжа, на «Массандре».
То, что я увидел на берегу, немало меня озадачило. Шурик с Толяном держали Серёгу за руки – за ноги и раскачивали на счёт «раз –два -три». Он не сопротивлялся. Вслед за «окрылённым» телом великого гонщика в море полетел и его велосипед.
- Вы это за что его?
- Сейчас узнаешь! Сейчас ты такое узнаешь!… - загадочно ответил «Поляк» и вместе с «доцентом» преградил «утопленнику» дорогу на берег.
- А теперь становись на колени и скажи три раза - «Простите меня, я больше не буду!.. Я – гавно, гавно, гавно!»
Серёга покорно повиновался. И даже повыл на луну. Что за чертовщина? Что за цирк? Что это за казнь «гражданская» такая?
После исполнения покаянного ритуала, «казнённый» был выпущен на берег.
- Так, ты знаешь, почему мы так спешили в Ялту? Почему должны мы были соблюдать его «графики и маршруты»? – хищно улыбаясь, подошёл ко мне Шурик. – У него, оказывается, свидание здесь, в Ялте, завтра у Почтамта…
-В Ялте? Свидание? - оторопел я. - Почему в Ялте? Почему завтра?
- А вот так он, видите ли, договорился со своей девушкой, ровно в 7 под часами…
- И потому мы калечились, горбатились и разбивались в кровь?! – я кинулся к «Ромео», чтобы ещё раз и навсегда погрузить его в морскую пучину. Он меня опередил – нырнул в волну прямо с берега.
Ничего не оставалось, как простить. Простить, но не забыть!
Мы все дружно рассупонились до «неприличия» и с визгами, и матом отдались пенистому Чёрному морю. Купались, пока не околели.
- До утра поспим на улице, потом пойдём на «биржу», комнату снимать, - распорядился Шурик.
Было уже далеко заполночь, пока мы, наконец, не нашли укромное местечко где-то в уютном дворе многоэтажек. Зелено, кустики, мягкая травка…
Приснился кошмар. Сержант – «гаишник» голосом Серёги орал мне прямо в ухо –«Ср…ть или купаться!?» Я почему – то выбрал «второе», хотя очень хотелось непозволительное «первое»…
- Подъём! Хорош царювать! – гремел у меня над ухом голос дворничихи с метлой. – Поразлеглись тут, понимаешь, на моём мусоре…
Только мы и птички, да ещё рассветное солнышко где-то там, за лесистыми горами…
6 утра… Ну, кто в Ялте, в отпуске, на отдыхе, на море встаёт в такую рань? Счастливчики - так те ещё и не ложились…
Досыпая на ходу, побрели, держась за велосипеды, на «биржу».
На удивление, народу – туча! И все находят, и всех находят. Одни мы - «холостые». При виде наших «обличий», хозяева ночлежек хватаются за карманы… Так и протоптались мы до обеда.
Свалили велосипеды в кучу, сели вокруг них прямо на асфальт – «хиппи». Может, кто из жалости?
 И действительно, к часам трём нашлась – таки сердобольная душа, старушка - «божий одуванчик». Разговор был короткий.
- По девкам, небось, пойдёте?
- Мы ж - спортсмены, члены олимпийской дворовой команды города…Нам этого никак нельзя! Мы ж на тренировку приехали…
- Курите?
- Упаси бог, тренер не велит…
- А я вот курю, - и она лихо вынула из сумочки длинный мундштук, вставила в него папироску и пустила дым кольцами! Мы ахнули от восхищения! «Поляк» тут же «пошёл на абордаж».
-Угостите?…Пока тренер не видит…
«Одуванчик» воровато огляделась по сторонам и протянула ему папиросу…
Вниз, к «Массандре», где и должны были быть наши апартаменты, мы шли целой процессией. Впереди - Шурик с «бабой Аней», пыхтя папиросками, следом – мы, почётным конвоем, чинно ведя его и свои велосипеды. О цене не спорили – такса- «трёшка за ночь».
Вид на море – это если выйти из её глухого дворика и пройти метров 20. А, вообще-то, до пляжа всего минут 10. Идиллия.
Бабуля торжественно открыла ключом двери нашего курортного «Рая». Взору предстали две комнаты, одна – проходная, прихожая, с умывальником и обеденным столом, другая – спальня, огромное сумеречное помещение с четырьмя койками вдоль стенок.
- Не шуметь, песен не петь, девок не водить, курить только на улице! Ясно?
- Клянёмся! – дружно гаркнули мы.
«Баба Аня» рассмеялась. Мы тоже. Хорошая, всё-таки, попалась нам хозяйка…
С койками вышел конфуз.
- Я, как самый старый и больной, сплю здесь! – категорично сказал я, и уселся на самую большую и высокую кровать.
- Это ещё почему? Не честно…- раздались недовольные голоса.
- Честно – не честно… Я здесь буду спать! – обрезал я всяческие споры. – У меня вот, колено, - и я продемонстрировал всем «веский аргумент».
 Порешили, меняться кроватями каждые пять дней, по кругу, чтобы никому не было обидно. Это они так порешили, я же своё слово уже сказал. Побурчали, побухтели, да на том и успокоились. Если бы…

Первая ночь под общей крышей с «бабой Аней» прошла беспокойно. Из-за тонкой перегородки до утра раздавался её богатырский храп.
- Ну, и ночка! Ну, и слышимость! Это ж – Илья Муромец какой-то, а не «одуванчик»… - поднялся я на утро с тяжёлой головой.
- Это потому что, твоя койка радом с её стенкой… Давай меняться?
- Привыкну, - остудил я пыл претендентов на «будуар».
Вторая ночь была без храпа, но уснуть я всё равно не мог. И не мог понять - «почему»?
- Доброе утро! – любезно приветствовали меня мои друзья с подъёмом.
- Утро добрым не бывает, - огрызнулся я, и, совершенно разбитый бессонницей, поплёлся с ними на пляж.
Третья ночь была такой же беспокойной, как и предыдущие. Я ворочался с боку на бок, чесался и дёргался, ну, как под током.
- Не спится? – участливо спрашивал у меня то один, то другой «сострадатель».
- Обгорел, наверное, на солнце… Тело чешется.
- А-а-а…ну-ну…А у нас не чешется… Меняемся?
Изредка проваливался в сон, и в это время мне казалось, что подо мной кто-то шевелится, ползает, жужжит… Я вскакивал среди ночи с кровати, отбрасывал одеяло и брезгливо стряхивал с простыни рукой невидимых жучков и волосатых тварей.
- Ты чего это? – встревожился Серёга. – Заболел?
- Блохи какие-то, мандавошки по мне ползают…- прошипел я со злостью, опасливо и с омерзением укладываясь в постель.
- А я так считаю, что это на тебе электростатическое электричество, - глубокомысленно изрёк «доцент». – Ты ведь душ после моря не принимаешь? Нет. Вот, вот… Корка морской соли от трения о простыню аккумулирует заряды, которые по тебе и бегает…
Я промолчал – «Буду купаться».
Часа два проспал спокойно. Ни «блох», ни «электрических разрядов»…Разбудил противный скрип чьей-то кровати. Шурик! Стоит на коленях вверх попкой на своей постели, и что-то там ищет у стены.
- Что? И у тебя?
«Поляк» вздрогнул от неожиданности и чуть не свалился от испуга на пол.
- Ага, - растерянно выдавил он.
- Вот, вот, а вы не верили, - хмыкнул я довольный и, повернувшись на бок, уснул, впервые за все эти четыре кошмарных ночи, до утра.
Когда уставшие, но счастливые, пришли мы после обеда с пляжа, дворик наш не узнали - всё мыслимое пространство было завешено простынями. «Генеральная стирка» - решили мы и, как ни в чём, ни бывало, прошествовали к двери.
На пороге в позе комиссара – «руки в боки – ноги в стороны» нас встретила «баба Аня». Глаза её искрились молниями.
- Значит так, - дрожащим от волнения голосом приветствовала она нас. – Чтоб через пять минут и духу вашего здесь не было! Собирайте вещички и уматывайте!
Раскрыв рты от изумления, мы замерли перед порогом.
- Почему? – проблеяли мы.
- Никогда ещё у моих постояльцев, ни у кого из квартирантов не было ни блох, ни мандавошек! Понацепляли тут на себя заразу! Так нечего теперь у меня её разводить!… Спортсмены! – бросила она уже через плечо и гордо протопала на свою половину.
- Так это ж я в шутку, - попытался я погасить конфликт.
- Дома у себя будете с мандавошками шутить! – раздалось уже из-за стенки.
 Понятно, почему «Генеральная стрирка»… Я чувствовал себя виноватым. «Шутник…что ребята теперь мне скажут?»
Ребята почему-то молчали. Ошеломлённые неожиданным выселением, мы все покорно собирали вещи. Траурное молчание нарушил «Поляк».
    - Ты нас извини, да?
    - За что это? – удивился я.
    - Это мы тебе всё подстроили…
    - Что подстроили?
    - Ну, «блох» этих, электрических…
    - Как это?
    - Нитку размотали и положили тебе под простынь…
- Ну, и…
- А ночью я её потихоньку тянул…она под тобой разматывалась…
Команда выжидающе смотрела на мою реакцию. Растерянность сменилась удивлением, удивление - улыбкой. Заулыбались и «хозяева мандавошек», забыв на минуту и о «бабе Ане», и о простынях, и о «смене адреса»…
- Во, гады! – восхищённо выдал я. – И это всё для того, чтобы я на другую кровать съехал?
- Ну, да…как тебя ещё заставить…
- Но ведь и у тебя ночью были «блохи»? – вспомнил вдруг я Шуркины «поиски» в постели
- Ха-ха… «блохи»! Это нитка у меня порвалась, я концы её искал, связывал…
 Может «баба Аня» и слышала весь этот наш разговор через свою «фанеру», но решения своего не изменила. «Вон!»
Горе не было «бездонным» и «безутешным». У каждого из нас к тому времени были уже и свои «утешительницы», они же - и наши «донышки». Ребята – у них на квартирах, я – в детском садике.
Днём – в море, на песочке, вечером – в кафе или на танцах, к полуночи – в детском садике, через форточку. Удобства – «люкс», на в кучу, сброшенных на пол, матрацах. Ну, да с любимой и в «хозблоке –Рай».
    О велосипедах и не вспоминали, сдали их на автовокзал, в камеру хранения, под ключ. Зато на каждой вечеринке в сотый раз пересказывались истории и с «дубом», и с «мёртвым озером», и с «сауной из удобрений»…
А уж про Толькины кусты и моё купание….так стоило только заикнуться, сказать только первое слово, из ставшей сакраментальной Серёжкиной фразы, как все заходились гомерическим смехом, до слёз, до коликов…
Словом, отпуск удался…Море, солнце и любовь превратили в шутку все мои «дорожные страдания». И что приятно, нас здесь узнавали – «Центровые», с фонтана, - шептала жена мужу, проходя мимо нас. - Из Днепра». Это «грело», повышало тонус…
Я первым должен был уезжать из Ялты. Работа. Прощались без слёз, через неделю должны уже были встретиться в Днепре. Велосипед я забросил на самый верх, на багажную полку – «И с глаз долой, и с сердца вон!» И ушёл из своего купе куда подальше. Раззнакомился уже с попутчиками из другого вагона.
Не прошло и получаса, как проводник зычно объявил по поездному радио –
- Владелец велосипеда из вагона №3, чей велосипед лежал на багажной полке… Вернись в своё купе и закрепи, наконец-то, понадёжней свою веломашину!
«Видимо, кому-то уже свалился на голову… Ну, достал он меня уже! И тут достал!»
На второй же день сдал велосипед в комиссионку. А на вырученные деньги купил, наконец – то, джинсы, фирменные, с «лейбой» на всю задницу.